где-то далеко-далеко от пыток
Оставшись в казарме, Бейли незамедлительно решила воспользоваться всеми благами цивилизации. А это хорошенько отмыться после того как ее сначала порубили, потом заживо хоронили, а после сдавили внутренности и заставили плеваться черной жижей.
Взяв с собой мыло, вихотку, мешочек с пахучими травами и сменный комплект одежды, Бейли прошла в мыльню, где, к своему счастью, никого не обнаружила, кроме бочек с холодной водой, горячего котла, деревянных ушатов, ковшей и одиноко стоящей пустой бадьи для купания, видимо редко кем используемой.
Набрав воды в бадью, что заняло немало времени, которое можно было потратить на сон, ирист высыпала туда травяной сбор и перемешала ладошкой.
Теплая вода с ароматами душицы, зверобоя и ромашки успокаивали и снимали напряжение. И все же, хотелось очиститься. Казалось бы, всего-то надо пройтись по коже шершавой мочалкой и долго и упорно скрести, скрести, скрести.. но ни душистое мыло, ни теплая вода, ни травы, не приносили чувства очищения. Все это помогало отмыть тело, но не мысли и душу. Погрузившись в воду, Бейли думала о том, что сейчас происходило в тюремной камере. Хотела бы она присутствовать на этих пытках и допросе? Однозначно нет, как не хотела отпускать туда и Айни. Ирист боялась, что ее сердце могло все больше и больше черстветь, как забытый на столе хлебушек.. Бейли понимала, что чем дольше имеешь дело с темными делами, тем больше к ним привыкаешь и тем обыденными они становятся. Она испытала это на себе. С момента первого убийства, ещё тогда, в академии, прошло много времени. В ту ночь ей было невыносимо и больно и плохо, к горлу подступала тошнота, а желудок вязался в узел. Она проплакала до самого утра. Но сейчас, с каждым новым боем, чувства притуплялись, словно рана, покрытая струпом. Болит, если сковырнешь, не болит если не трогать.
Бейли глубоко вздохнула, закрыла уши руками, зажмурилась и погрузилась с головой в воду.. Лишь бы ничего больше слышать.
...
Спустя время, устроившись на скрипучей табуретке возле небольшого зеркала, девушка долгое время разглядывала свое отражение. Грубая льняная рубашка, чуть великоватая в плечах, придавала ее фигуре несуразный вид. На бледном лице отчётливее проступали веснушки, а под разноцветными глазами залегли тени. Ее волосы.. когда-то длинные и такие красивые темные волосы с белыми прядями, в предпоследней битве с сотником были грубо обрублены кеанольским мечом и едва доходили до розоватого шрама на ее шее.
- ..что скажет мама, когда увидит меня такой.. Кем я стала.. - ирист поджала губы и отвернулась.