Очередной разговор о рабстве вызвал у Терракса неприятные воспоминания о вечере после сдачи последнего экзамена, от которых он уставился в пол и невольно потер когти руки, на которых проглядывали ссадины - явно болезненные.
Воспоминания
Терракс возвращался в свою комнату от сэра Гилберта с документами, касавшихся рабыни фаррака, её преступлений и рода. Открыв дверь, он с удивлением обнаружил, что за ней таится крайне аппетитный аромат - не считая благовоний, которые источали зажженые в канделябрах свечи. Явно не обычные, и не комплимент от Академии в честь выпуска. Надо полагать, это все прилагалось вместе с гостем...
- Проходи, проходи, Терракс, мой мальчик, - произнес на фарракском хриплый голос. - В конце концов, я здесь только гость, а ты хозяин... Я между прочим пришел с гостинцем. Готов биться об заклад, что местные повара такими деликатесами тебя не баловали, кхааа! - Треск разрываемого клювом мяса.
Зайдя внутрь и обойдя пришельца, Аль-Кхари увидел, что тот грызет за столом бедро крупного анзельвельского (как он назывался у неллаев) тушкана "аль-фарри" - по-фарракски. От слюновыделения низ клюва Терракса свело: железы победили чувства, которые вызывал даритель деликатеса и все, что с ним ассоциировалось. А чувства были сильные, ведь гостем был никто иной, как дядя Зул.
- Садись, садись, что, язык проглотил, кхаааа? Неужели не найдется ни одного слова для дядюшки, который покинул насиженное гнездо, чтобы взглянуть на своего второго по старшинству племянника? - ехидно прохрипел громадный черный птицелюд, доглодав кость и положив её на отдельное блюдо. - Мы же так редко видимся, Терри, дорогой! Ни слова благодарности за подарок в честь важнейшего пока события твоей жизни?
Терракс остался стоять.
- Благодарю, конечно же. Но ваш подарок немного испорчен - как вам и свойственно, вы проявили невыдержанность и начали без меня.
- Ну же, ну же, мой мальчик, кхм-кхаа-хаа, мы же родственники, мы можем простить друг другу подобные мелочи, не так ли?.. - Когти гостя схватили следующую часть тушкана.
- Боюсь, мне время отойти ко сну. Прошу вас изложить вкратце суть дела и не тревожить мой отдых.
- И давно ты стал жаворонком, птенчик? Что-то я ни разу не слышал, чтобы ты заливался песней рано по утру.
- У вас не было такой возможности, поскольку вам не место в гнезде моего отца.
Дядя цокнул клювом, как бы ухмыляясь, и доглодал ножку тушкана. Ещё одна голая кость на тарелке.
- Ммм, да, специи, поджаристая корочка, идеально... Кажется, даже дома дичь не так вкусна, хотя я взял своего повара. Наверное, правду говорят, здесь, в Академии, особый воздух, способствующий созерцанию и вкушанию пищи, а всякие юнцы, вдыхая его, ещё и обретают редкую свободу, недоступную - недозволенную - в других местах. - Сложив когти перед собой домиком, Зул вперил строгий взгляд в племянника. Выдержав паузу, пришелец продолжил: - А некоторые в здешнем воздухе свободу теряют. Я видел твой поединок - ты, как всегда, прекрасен, даже для представителя рода Аль-Кхари. Я поздравляю тебя. - Эти слова голос произнес без ехидства.
- Однако, юноша, я пришел оказать тебе услугу - вызволить тебя из затруднения. Я полюбовался на твою новую рабыню на здешней арене. Ммм, какие бедра! - Гость помахал соответствующей частью тушкана и вонзил в неё клюв. Глоток. - Сочнее, чем это, и мощнее - она бежит быстрее, чем несчастный грызун при жизни. Сильные мышцы всех четырех конечностей, а выносливость! - Одобрительный цок клювом. - Ммм, да, пусть может быть некоторые её сородичи углядели бы недостаток в размерах желез, но мы-то с тобой знаем, племянничек, это тело могло бы летать, не будь оно создано для того, чтобы бегать! Поджарое - больше, чем поджарист этот тушкан, а кожа - цвета нежнейшей корочки на нем! Волосы цвета воронова крыла! - Развязный мах рукой-крылом. - А кроме того, она ещё и аристократка! Сокровище, настоящее сокровище в твоих когтях, Терри. Но. Ты же не знаешь, что с ней делать. Послушай, всем будет лучше, если ты передашь её мне. Я даже готов сделать вид, что мы не родственники, и заплатить за неё. Скажем, 5 000 золотых. По мне, хорошая цена, не находишь?
Терракс слушал дядю со все возрастающим негодованием, сложив руки на груди. Невозможно поверить! Какая наглость! Как он смеет! Чудом сохранив спокойное дыхание, Аль-Кхари положил тубус с документами на полку, и взял со стола чистую кость тушкана. И со всей быстротой, на какую был способен, метнул её в гостя. Раздался хруст - это её поймали клювом и разломали пополам - и страшный, громкий, хриплый клёкот, будто кто-то ею подавился. Но нет, это Зул просто заходился хохотом.
- Ты, лысый падальщик, побирун даром поражения! Мерзавец, сын кукушки! Убирайся прочь с глаз моих, подкидыш-душегуб!
Хохот становился все истеричнее, когда Терракс подошел к гостю и схватил его за грудки.
- Бескрылый лысолюб, я выкину тебя отсюда, как мертвый камень!
Хохот прекратился. Клюв дяди неожиданно больно сомкнулся на когтях племянника, заставив того отпустить родственника. Зул посмотрел на младшего Аль-Кхари со взором, в котором читалась ответная ярость.
- Ты забыл заветы нашего народа, Терракс? Что же. Это уже доказательство, что мы с тобой не такие уж разные. И вот увидишь, племянничек... Мы с тобой окажемся похожи гораздо больше, чем ты думаешь.
Терракс успокоился, но лишь немного. Действительно, поднимать руку на родственника было нельзя, тем более, без объявления кровавой дуэли (да и она тоже - скандал). Глубоко вдохнув, он произнес самое официальное и тяжелое оскорбление, которое помнил.
- Зул Фаррак, вам здесь больше не рады. - Вот так. Лишен фамилии.
На пороге дядя обернулся и ответил:
- Запомни мои слова, Терракс. Два фаррака одного пера, летают близко, кха-кха-кхаа...
Юноша смолчал и закрыл дверь. Нет уж, он лучше оставит при себе новую слугу. Какие бы там ни были у неё преступления - хотя уже и одно предательство является тяжелейшим. Просто наперекор этому напыщенному старому стервятнику...
Позже, когда бренные останки тушкана обрели свой покой во дворе (и затем перекочевали в желудок местных воронов), свечи были заменены на обычные, а комната проветрена от запаха благовония, Терракс наконец сел спокойно и развернул документы.
"Ора, б. Ден Истия, б. графиня Истонская", начиналась запись о рабыне...