Спойлер
Под пасмурным, нахмурившимся, будто готовым вот-вот пролить слезы обиды, резерским небом, на зеленой траве спокойным стоял гнедой конь. В седле его сидела всадница, одетая в добротно скроенное дорожное платье серого сукна. На плечах её покоилась, застегнутая на небольшую серебряную брошь, пелерина того же сукна, по краям которого, спускаясь на руки и ниже груди, белели искусные кружева, придававшие изысканности костюму. Кружева же виднелись и вокруг слегка смуглой шеи наездницы. Лицо было сложно различить – мешал довольно глубокий капюшон пелерины. Заметна лишь пара непослушных прядей волос цвета воронова крыла, лезших вперед носа. Поводья скакуна лежали в облаченных в черные кожаные перчатки руках.
Рядом со всадницей стоял пешим высокий, широкоплечий фаррак. Темное, расшитое простыми геометрическими узорами пончо скрывало его грудь, когти правой руки-крыла лежали на шее коня, когти левой слегка гладили навершие меча в ножнах. Темно-серые перья казались почти черными из-за контраста с проступавшим на них местами инеем и более светлым платьем спутницы птицелюда.
С невысокого пригорка они смотрели вперед, вдоль дороги, на блестевшую серым реку, её разлитую по высокой траве вокруг русла воду, на копошащихся там неллаев, на большую деревню дальше и, совсем поодаль, замок.
- Там, над замком, ещё недавно развевались стяги Ден Истейнов. Червленый лобстер на золотом поле, по дару регулярно разливающегося Истона, наполняющего звонкой монетой сундуки графов. Теперь крестьяне ещё собирают раков, как исстари повелось, но над ними знамя короля… - спокойным голосом проговорила всадница.
Её спутник покачал головой:
- Ты абсолютно уверена, что это хорошая идея?
- Да. Да… - Глубокий вдох. – Я этого хочу. Мне только нужно ещё немного… Постоять перед этим.
Пара, поглощенная созерцанием и собственными мыслями, не заметила, как подле них задержался проходивший было мимо по дороге пусть даже и согбенный, но ещё высокий старик. В сетях, что он волочил, красные раки медленно, как будто оглушенные, замахивались друг по другу и просто перед собой клешнями, пытаясь выпутаться, но глядел добытчик вместо них на всадницу и фаррака. Особенно фаррак привлек его внимание – о таких тварях он явно слыхивал, но все-таки видел явно впервые. Говорили не с ним, и был не так уж близко – но глухота к порокам старца явно не относилась. Раздался его сиплый, но ещё зычный голос:
- Энто чтой-та вы там про Ден Истиев-то разговариваете-то, милсдыри? Фамилия это такая нонче, знаеть ли…
И девушка, и птицелюд повернули головы к крестьянину. Фаррак ответил:
- Сударыня – дальняя, весьма дальняя родственница.
- А-а-а… Кузина, значить, как баре говорять… Ну тогда конечно… - старик отвел взор и посмотрел на замок вдали. – Да-а-ась, много годков я уж под ними прожил, под Ден Истейнами-та… Вся жисть моя тут прошла…
На короткое время повисла тишина. Всадница и старик были погружены в свои мысли. Крылатый воин слегка настороженно глядел вокруг.
- И что же вы можете рассказать про них? Я родственница… дальняя, как сказал мой спутник. Мало что о них знаю, так, слыхала разное…
Крестьянин принялся пожевывать что-то во рту, глядя по-прежнему вдаль.
- Эк, - крякнул он наконец. – Энто ж что ж вы услышать-та хотите от мене, милсдарня… А я правда могу честно говорить, мне-та что уж, родня вся померла, и старуха тож, и сердечко-та мое уж чуйствую, рвецца к ней, хошь-нехошь… - Глубокий вздох и пауза. – Сызмальства я вродь как был ещё при позапрошлом графе, отце старого, да ток не помню уж трошки ничаво, давно это было-та… Шчитай, жисть всю при старом графе прожил. Мужик он крепкий был, и хозяйства-та при нем цвели у нас, и воин добрый, и дружина у няго хорошая стояла, даром что наемная, и как ходил с ополчением он в походы по нуждам королевским или ещё кого из других баре, другов евонных, много кто всегда назад возвращался. И детишек настрогал, много, сынок-та только один был, все дочурки в основном… Ну, повыдавал за женихов-та за хороших, как я слыхивал, и на приданое никогда по сусекам скребсти не надо было ему… Было вощем время золотое, что для родни его Ден Истиевской, что для нас, простого люду… Да только вот уж… года три наверное тому назад, али четыре, как напасть случилась: начала народ у нас косить болезнь, пупыри такие, кто выжил, тот и после с отметинами остался, - старик потер щеку, изрытую оспинами, - и старый-та Ден Истейн тож заразился. И страшно даж рассказывать об ужасе, что приключился… Вощем, померли все – граф, сын евонный и наследник, и этого сына ещё дети все почти – старший сын, двое средних сынков, младшая дочурка. Только и осталась, что внучка старого графа, последняя графиня.
Старец снова пожевал, затем сплюнул коричневую жижу и продолжил:
- А что про неё говорить… Баба-то красивая была. И бедняга такая – подумать же, вся семья померла у ней на глазах, сама едва выжила… Внук мой без ума с неё был, служить записался, в постоянное ополчение. До сержанта дослужился! Так вот… Да и вродь как-то кое-как жили мы, в себя приходили, очухивалися всем краем после хвори… Тут-та кеанол и нагрянул к нам в гости, ни с того, ни с сяго. Никогда не бывал у нас, а тут угораздило… Дружина-та уж не из тех, что при старом графе была, деру дали, подонки, чтоб им в канаве сдохнуть, - крестьянин плюнул на землю ещё раз, на этот раз с чувством, - а ополчение наше уж никак не устояло б против эдаких гостей. Да только вот… Слыхали вы ж… Графиня взяла и присягнула им, короля-та нашего в дураках решила оставить. И знаете, что я скажу? – поднял старик палец в воздух, посмотрев на фаррака. – И попомните, я честно все говорю, бояться мне нечего, старый я и одинокий. – Неожиданно резвое движение головы, и с опустившимся пальцем крестьянин уже поглядел прямо в глаза всаднице в капюшоне. - А говорю я вот чего: беречь честь смолоду надо, коль уж дворянином родился. Эт наше, холопье дело всем подряд кланяться. А старый граф бы взял ополчение, вывел бы, кого мог, и к королю пошел бы. А тут кеанол пущай чего хочеть уж делаеть. И мы б поняли это. Такая уж наша доля холопья. Но хотя б барин наш нас не продал ни за грош, и вернулся б потом на коне, и только гордилися бы им. А баба, ну, чего с неё взять, баба и есть. Внучек мой, Болек, на дыбе дух испустил из-за бабы в графьях. А жену его, и правнучка моего, бесенка черноглазого, в рабство продали. И поминай, как звали, что с ними сталося дальше, где они… В рудниках каких, или может их вон колдуны те, что светом зеленым балуются, замучили насмерть, изверги… А старуха моя померла, не вынесло сердце её участи такой несправедливой для кровинушки. Вот что я вам скажу. – В качестве финального аккорда, продолжая глядеть в глаза девушке, старик плюнул на землю ещё раз, с особенным чувством.
Фаррак убрал когти с шеи коня и меча и поставил немного перед собой. Глаза его и кончики когтей начали подсвечиваться зловещим зеленым светом.
- Шел бы ты, старик, подобру-поздорову отсюда, пока цел, и улов твой не разбрелся по округе, - со смертельной угрозой в голосе проговорил птицелюд. Крестьянин, переведя взгляд на него, потом на раков, решил внять дельному совету, и с удивительной прытью начал стремительно ковылять прочь.
Пеший маг посмотрел назад, на свою спутницу, когда добытчик достаточно удалился. Та же… Склонила голову и немного наклонилась вперед. Больше черных прядей выбилось из-под капюшона. Тело её слегка вздрагивало – но всхлипов почти не было слышно. Фаррак нежным, аккуратным движением взялся за один слегка замызганный сапожок из черной кожи и вынул ногу из стремени, затем обошел коня, вынул другую ногу, и, приподнявшись на своих нижних конечностях, взял девушку в объятья и снял с седла.
- Ну же, Ора… Ну же… Дальше мы никуда не пойдем… Поехали к Ден Антам и Айни, домой…
Бывшая графиня оторвала голову от груди птицелюда, и, посмотрев ему в глаза, ткнула пальцем куда-то в направлении замка:
- Дом… Дом мой… Там… Был… А теперь никогда… Больше… Ты… Понимаешь, Терри?! – закончив, девушка перестала сдерживаться. Громкие рыдания содрогали её тело, и в бессилии она постучала кулаком в грудь Аль-Кхари.
- У нас… У нас с тобой, Ора, будет новый дом. Вот увидишь…
